Николай лилин сибирское воспитание fb2. Звезда голливуда джон малкович сыграет приднестровского дедушку-уголовника

"Сибирское воспитание" - это увесистый том в 450 страниц. Убийств, грабежей, поножовщины и тому подобного криминала хватит на добрый десяток детективных романов. Автобиографический роман рассказывает о судьбе автора - Николая Лилина, выросшего и воспитанного в общине сибирских урок, живущих в Приднестровье.

Сибирские индейцы в Молдавии

Внешне 30-летний Николай Лилин - весьма импозантное явление. Крепкий молодой парень с пружинистой походкой, высокий лоб, залысины, обритая голова, "демонический" взгляд из-под густых бровей, борода клинышком, делающая и без того узкое лицо Лилина еще более узким, руки и шея в татуировках... Тело как будто тоже татуировано, только спина осталась свободной, но Лилин намерен компенсировать этот недостаток позже.

Из-за копирайта мы, к сожалению, не можем опубликовать фотографию Лилина, но с автором можно познакомиться на его сайте и на видеопортале youtube. Кстати, "потомственный урка" из Бендер, толком не учившийся и живущий в Италии не больше семи лет, говорит на правильном, интеллигентном итальянском языке. Говорит веско, держится спокойно... В общем, телезрители от него в восторге.

Литературные критики, впрочем, тоже. Хвалят, правда, не художественную сторону книги, а тему. Сибирский уголовный клан, около 40 семей, которые Сталин в 30-е годы почему-то сослал из их родной тайги в молдавский город Бендеры (хотя обычно ссылали, так сказать, в противоположном направлении), - вот, в сущности, главный герой книги. История этой криминальной общины настолько невероятна, что один из (немногих) скептически настроенных рецензентов озаглавил свою статью "Сибирские индейцы в Молдавии".

О клане и его судьбе Николай Лилин рассказывает с чужих слов: все это поведал ему дед Кузя, уголовный авторитет и хранитель традиций "сибирских урок", в перерывах между ограблениями банков работающий сапожником. Традиции эти в описании Лилина - весьма экзотическое варево. Действительно существующие воровские законы причудливо переплетаются с тюремными байками и просто анекдотами. Это явно чувствуют и критики. Если вначале об автобиографическом романе Лилина говорили с упором на слове "автобиографический", то теперь больше напирают на "роман".

Настоящий урка, скромный партизан

Урки в книге Лилина - что-то вроде этнического меньшинства или антикоммунистических партизан. Даже ограбления сберкасс они интерпретируют как акт сопротивления ненавистной власти: ведь сберкассы принадлежат государству. Настоящий урка денег в руки не берет, не хранит охотничье оружие вместе с боевым (которого, судя по книге, в Бендерах и в советские времена было навалом), бьет презираемого им противника ножом только в бедро - чтобы не оказать ему слишком много чести "настоящей" ножевой раной. Живут урки неприхотливо, скромно, тратя деньги только на две вещи: оружие и иконы.

Столь же причудлива и биография Николая Лилина, рассказанная им самим. С малых лет он сидел в тюрьме за грабежи и покушение на убийство - в общей сложности, раза четыре. Можно сказать, вырос за решеткой. Затем был якобы призван в армию - причем почему-то в российскую, хотя гражданином России не являлся. Три года воевал в Чечне, о чем подробно пишет уже в новом своем романе (он называется "Свободное падение").

После Чечни, как уверяет - опять же со слов Лилина - корреспондент немецкого журнала Stern, был "израильским наемником". Что это такое, непонятно, потому что никакой информации о наемниках в израильской армии найти не удалось. Может быть, идет речь об одном из охранных предприятий, которых в Израиле, где охраняются каждая школа, каждый детский сад, великое множество? Каким образом Лилин вообще попал в Израиль? И как уложить все его отсидки, и Чечню, и Израиль во временные рамки, если учесть, что он в 23 года уже оказался в Италии?

Мальчуган с пистолетом

Куда, кстати, тоже приехал каким-то невероятным способом, якобы к матери. Потом женился на итальянке. У них трехлетняя дочь, которую папа очень хочет как можно скорее научить стрелять - на всякий случай. Сам он в первый раз взял боевой пистолет уже в три года. Сейчас с ним не расстается. "Можно было выбирать между полицейскими телохранителями и личным оружием. Я выбрал оружие", - говорит Лилин.

Между тем в одном из его выступлений было сказано, что Лилина охраняют карабинеры и он спит с в одной комнате с женой, дочерью и автоматом Калашникова под подушкой. Его, мол, "заказали" урки за откровения в "Сибирском воспитании", и в машину Лилина даже подкладывали взрывное устройство. Несмотря на столь жуткие опасности, известно, что Лилин живет в пьемонтском городе Кунео, где у него - студия татуировки. Правда, заказы он берет только у тех клиентов, у которых есть солидные рекомендации от доверенных лиц.

Как бы там ни было, но роман произвел фурор не только в Германии и Италии и сейчас переводится еще на несколько языков. Но не на русский. Автор якобы запретил продавать права на продажу его книги в Россию и страны бывшего СССР. Если это действительно так, то понятно, почему.

Nicolai Lilin.
"Sibirische Erziehung".
Suhrkamp, Berlin 2010

Educazione siberiana

«C’è chi si gode la vita, c’è chi la soffre, invece noi la combattiamo».

ANTICO DETTO DEGLI URCA SIBERIANI

Lo so che non andrebbe fatto, ma ho la tentazione d’iniziare dalla fine.

Ad esempio, da quel giorno in cui correvamo tra le stanze di un edificio distrutto sparando al nemico da distanza così ravvicinata che potevamo quasi toccarlo con la mano.

Eravamo sfiniti. I paracadutisti si davano i turni, noi sabotatori invece non dormivamo da tre giorni. Andavamo avanti come le onde dell’acqua, per non dare al nemico la possibilità di riposare, di eseguire le manovre, di organizzarsi contro di noi. Combattevamo sempre, sempre.

Quel giorno sono finito all’ultimo piano dell’edificio con Scarpa, per cercare di eliminare l’ultimo mitra pesante. Abbiamo lanciato due bombe a mano.

Nella polvere che scendeva dal tetto non si vedeva niente, e ci siamo trovati davanti quattro nemici che come noi giravano come gattini ciechi nella nuvola grigia, sporca, che puzzava di macerie e di esplosivo bruciato.

Da così vicino, li in Cecenia, non avevo mai sparato a nessuno.

Intanto al primo piano il nostro Capitano aveva preso un prigioniero e steso otto nemici, tutto da solo.

Quando sono uscito fuori con Scarpa, ero completamente stordito. Il Capitano Nosov stava chiedendo a Mosca di tenere d’occhio il prigioniero arabo, mentre lui, Mestolo e Zenit andavano a controllare la cantina.

Mi sono seduto sulle scale, vicino a Mosca, davanti al prigioniero impaurito, che continuava a tentare di comunicare qualcosa. Mosca non lo ascoltava, aveva sonno ed era stanco, come tutti noi. Appena il Capitano gli ha girato la schiena, Mosca ha tirato fuori dal giubbotto la pistola, una Glock austriaca, uno dei suoi trofei, e facendo una faccia strafottente ha sparato al prigioniero in testa e sul petto.

Il Capitano si è voltato e senza dire niente lo ha guardato con pietà.

Mosca si è messo seduto vicino al morto e ha chiuso gli occhi in una crisi di stanchezza.

Guardando tutti noi come se ci stesse conoscendo davvero per la prima volta, il Capitano ha detto:

Questo è troppo, ragazzi. Tutti in macchina, a riposo, dietro la linea.

Uno dopo l’altro, come zombie, siamo partiti verso le nostre macchine. Avevo la testa talmente pesante che ero sicuro che se mi fossi fermato sarebbe esplosa.

Siamo tornati dietro la linea, nella zona controllata e difesa dai nostri fanti. Ci siamo addormentati subito, io non ho fatto nemmeno in tempo a togliermi di dosso il giubbotto e le borse laterali che sono caduto nel buio, come un morto.

Poco dopo, Mosca mi ha svegliato battendo il calcio del Kalasnikov sul mio giubbotto, all’altezza del petto.

Lentamente e senza voglia ho aperto gli occhi e mi sono guardato intorno, facevo fatica a ricordare dove mi trovavo. Non riuscivo a mettere a fuoco le cose.

Mosca aveva la faccia stanca, stava masticando un pezzo di pane. Fuori era buio, impossibile capire che ora fosse. Ho guardato il mio orologio, ma non vedevo neanche i numeri, tutto era come annebbiato.

Che succede, quanto abbiamo dormito? - ho chiesto a Mosca con la voce sfinita.

Abbiamo dormito un cazzo, fratello… E mi sa che dovremo stare svegli ancora per un bel po’ di tempo.

Ho chiuso la faccia tra le mani, tentando di raccogliere le forze per alzarmi e cominciare a ragionare. Avevo bisogno di dormire, sentivo addosso una stanchezza tremenda. La mia tuta era sporca e umida, il giubbotto puzzava di sudore e di terra fresca, ero ridotto a uno straccio.

Mosca è andato a svegliare anche gli altri:

Dài, ragazzi, si parte subito… C’è bisogno di noi.

Erano tutti disperati, non volevano alzarsi. Ma lamentandosi, imprecando, si sono messi in piedi.

Il Capitano Nosov stava girando con la cornetta all’orecchio e un fante lo seguiva come un animale domestico, con la radio da campo nello zaino. Il Capitano si arrabbiava, continuava a ripetere a chissà chi, via radio, che avevamo fatto il primo riposo in tre giorni, che eravamo stremati. Tutto inutile, perché a un certo punto Nosov ha detto con un tono che ricordava il suono del tip tap:

Si, compagno Colonnello! Confermo, ordine ricevuto!

Dunque, ci mandavano di nuovo in prima linea.

Non volevo neanche pensarci.

Sono andato verso un bidone di ferro pieno d’acqua. Ho messo le mani dentro: l’acqua era bella fresca, mi ha dato un leggero brivido. Allora ho infilato tutta la testa dentro il bidone, sott’acqua, e l’ho tenuta un po’ li, trattenendo il respiro.

Ho aperto gli occhi dentro il bidone e ho visto buio completo. Mi sono spaventato e ho tirato fuori immediatamente la testa, facendo un respiro profondo.

Il buio che avevo visto nel bidone mi aveva fatto un brutto effetto, mi era sembrato che la morte poteva essere proprio così - buia e senz’aria.

Stavo sopra il bidone, guardavo ballare sull’acqua il riflesso della mia faccia e della mia vita fino a quel momento.

Il cappello a otto triangoli e il coltello a scatto

In Transnistria febbraio è il mese più freddo dell’anno. Tira un vento forte e l’aria diventa pungente, pizzica sulla faccia; tutti quelli che escono per strada si coprono come mummie, i bambini sembrano bambolotti, impacchettati in mille vestiti, con le sciarpe fin sugli occhi.

Di solito nevica tanto, le giornate sono corte e il buio comincia a scendere sulla terra molto presto.

E in quel mese che sono nato io. Ero così malmesso che nell’antica Sparta senza dubbio mi avrebbero eliminato per via del mio stato fisico. Invece mi hanno messo in un’incubatrice.

Sono nato di otto mesi, uscendo con i piedi, e avevo un sacco di altre irregolarità. Un’infermiera gentile ha detto a mia mamma che doveva abituarsi all’idea che mi restava poco da vivere. Mia mamma piangeva, scaricando in una macchinetta il suo latte per me, da portarmi nell’incubatrice. Per lei non dev’essere stato un momento allegro.

Beh, a partire dalla mia nascita, io forse per abitudine ho continuato a procurare vari dispiaceri e togliere parecchie possibilità di vita allegra ai miei genitori (anzi, a mia mamma, perché mio padre in realtà se ne fregava di tutto, faceva la sua vita da criminale, rapinava banche e stava tanto tempo in galera). Non mi ricordo nemmeno quante ne ho combinate, da piccolo. Ma è naturale, sono cresciuto in un quartiere malfamato, proprio nel posto dove negli anni Trenta si sono sistemati i criminali espulsi dalla Siberia. La mia vita era lì, a Bender, con i criminali, e il nostro criminalissimo quartiere era come una grande famiglia.

Da bambino non m’interessavano i giocattoli. A quattro-cinque anni per divertirmi giravo per casa cercando di beccare il momento in cui mio nonno о mio zio si mettevano a smontare e pulire le armi. Le pulivano spesso, con cura e amore, perché ne avevano veramente tante. Mio zio diceva che le armi sono come le donne, se non le accarezzi abbastanza diventano troppo rigide e ti tradiscono.

Le armi a casa nostra, come in tutte le case siberiane, erano tenute in posti ben precisi. Le pistole chiamate «proprie», cioè quelle che i criminali siberiani portano sempre con sé, quelle che usano ogni giorno, vengono posate nell’«angolo rosso», dove sono appese le icone di famiglia, le foto dei parenti morti e di tutti coloro che stanno scontando una condanna in prigione. Sotto le icone e le foto c’è una specie di mensola, coperta con un pezzo di stoffa rosso, sulla quale di solito ci sono una decina di crocefissi siberiani. Quando un criminale entra in casa va subito nell’angolo rosso, si toglie la pistola e la posa sulla mensola, dopo si fa il segno della croce e mette un crocefisso sopra la pistola. Questa è un’antica tradizione che assicura che nelle case siberiane le armi non vengano utilizzate: se questo avvenisse, in quella casa non si potrebbe più vivere. 11 crocefisso è una specie di sigillo, che si rimuove solo quando il criminale esce di casa.

Николай Лилин (на фото вверху) написал мировой бестселлер про особый мир «Сибирских урок». На русский книга так и не переведена. Зато по ней сейчас снимается фильм, где главную роль урки «Деда Кузи» играет Джон Малкович. Книга показала, что на Западе от России снова ждут рассказов о «загадочной русской душе».

Российский «литературный процесс» по мировым меркам - это местечковая клякса. Кто из нынешних писателей продаётся на Западе? Лишь Улицкая, Сорокин и Ерофеев мизерными тиражами (да и то мизерными тиражами в Германии). Не интересна Белому миру российская литература.

Но есть и исключение. Существует на Западе такой писатель Николай Лилин (это его псевдоним, настоящая фамилия Вержбицкий). Родом он из Бендер, ему 31 год. Перебрался в Италию в 2003 году, сначала работал на фабрике (раньше в Италии обосновалась его мать). Его первая книжка «Сибирское воспитание» переведена уже на 40 языков, суммарный тираж перевалил за 500 тыс. экземпляров, в Италии она вообще была хитом продаж. Сейчас по книжке снимается фильм, с Малковичем в главной роли (известным оскароносным режиссёром Сальваторесом). В качестве иллюстраций к этому тексту приведены кадры из этого фильма.

На русский язык книжка Лилина, кстати, до сих пор не переведена.


Так о чём же повествует в «Сибирском воспитании» Лилин? В журнале «Огонёк», №39 приведено интервью с Лилиным, там же даётся краткий пересказ сюжета:

«В 1938 году по приказу Иосифа Сталина из Сибири в приднестровский город Бендеры ссылают общину урок. Урки — это не обычные воры или бандиты, а древний сибирский клан благородных преступников, фактически отдельная малая народность. Они живут в строгом соответствии с собственным моральным кодексом, в котором, в частности, говорится, что настоящие урки обязаны презирать власть, какой бы она ни была, царской, коммунистической или капиталистической. Урки грабят сберкассы, товарняки, корабли и склады, но живут очень скромно, тратя награбленное лишь на иконы и оружие. Они зверски расправляются с милиционерами, но всегда приходят на помощь обездоленным, старикам и инвалидам. Чуть ли не с пеленок учатся убивать, но уважают женщин.

В 1980 году в одной из наиболее авторитетных семей этой общины рождается мальчик Николай (позже ему дадут прозвище Колыма). Книга написана от его лица. На обложке говорится, что это автобиография, а Николай Лилин — «потомственный сибирский урка». Первое оружие, первая сходка, первая отсидка, парочка убийств, гибель друзей, вторая отсидка, обучение ремеслу тюремного татуировщика — вот и вся канва.


Автобиографические сюжеты сдобрены рассказами о сибирских криминальных законах, вроде правила, запрещающего уголовникам разговаривать с представителями правоохранительных органов. «Нельзя к ним обращаться, отвечать на их вопросы или вступать с ними в какой-либо контакт. Преступник должен себя вести так, как будто милиционеров не существует. Посредником между ними может выступить родственница или соседка уголовника, но только, если она тоже из Сибири,— написано в книге.— Преступник говорит ей то, что хочет сказать милиционеру на бандитском жаргоне, а она переводит услышанное на русский. Урка не должен смотреть представителю правоохранительных органов в глаза. А если он упоминает его в своей речи, то должен называть его ругательными словами типа «мусор», «собака», «жертва аборта».


В соответствии с другой сибирской традицией нельзя хранить в одном помещении «благородное» оружие (используемое для охоты) и «грешное» (с которым идут на дело). «Если благородное оружие оказывается в одной комнате с грешным, оно считается зараженным. Использовать такое оружие нельзя, это может навлечь на семью несчастье. Его надлежит завернуть в простынку, на которой лежал новорожденный младенец, и закопать, а сверху посадить дерево»,— гласит древний сибирский обычай по версии Николая Лилина.

Судя по множеству хвалебных рецензий на книгу Николая Лилина в европейских и американских СМИ, никаких сомнений в достоверности изложенных им фактов у западных читателей не возникло. «Мы могли бы многому научиться у составителей кодекса чести этой сибирской криминальной касты. Николай Лилин представил подробный отчет об изумительной культуре, которая, к моему глубокому сожалению, исчезает под натиском глобализации,— пишет в рецензии, опубликованной британской газетой Guardian, популярный шотландский писатель Ирвин Уэлш (автор знаменитого «Трэнспойтинга»).— Если бы ценности урок были общими для всех, мир не столкнулся бы с порожденным жадностью экономическим кризисом, мы бы не уничтожали природу и других обитателей планеты. Трудно не восхищаться людьми, которые противостояли царю, коммунистам и западным материальным ценностям. Сибирские урки — последние антигерои эпохи Facebook».


Подобные же восторженные отклики на книгу Лилина появились почти во всех крупных мировых СМИ. Вот часть из них:

«Она рассказывает о мире, который исчез - Сибирских Урок, сообществе преступников, депортированных Сталиным. Вы должны заставить себя забыть о категориях добра и зла, читая эту книгу. Вы должны просто быть там и.. читать, получая удовольствие, которое трудно забыть». Роберто Савиано, автор книги «Гоморра».

«Страшные, увлекательные, ужасные и жестокие - так можно охарактеризовать мемуары Лилин. Но одновременно - поучительные и захватывающие». Саймон Себаг-Монтефиоре, автор книги «Молодой Сталин».

«Это удивительный, очень странный мир. Он полон насилия, но всё же искуплением грехов, которые дарят надежду. Замечательная по достоверности книга!»Миша Гленни, автор книги «McMafia ».

«Порочность в книге исходит из политики. Лилин же изображает преступный мир, полный строгих нравов, тайной логики и жестокой справедливости. Книга полна образов анархизма, преданности, чувства юмора и уважения». The Wall Street Journal .

«У преступности есть своя правда. Там же присутствует традиционные понятия права и морали, обожествление своего клана и свободы». National Post.


Из этих описаний понятно, чего ждёт Запад от русской литературы. Всё того же описания «загадочной русской души». Ну и далее - про носителей этой «души»: экзотических людей, не встречающихся в Белом мире (или уже вымерших там). Этакая «достоевщина» с поправкой на деградацию воображаемого «русского человека» за последние сто лет.

При этом, что интересно, такой «русс экзотик» не высмеивается западным человеком. Он не дикарь, не деградант (типа толкиеновского Горлума, который когда-то был хоббитом, а потом деградировал до полуживотного), он просто «иной». Западные леваки и анархисты, наоборот, видят в таком «русском человеке» «будущего белого человека», который борется с глобализацией и несправедливостью. Западные правые тоже находят в нём пример для подражания - с «первобытным христианством» и «традициями».

Но, наверное, чтобы писать такие книги, надо быть от России на расстоянии. Как это сделал Лилин (Сейчас он, кстати, написал вторую книгу про Россию - «Снайпер», про войну в Чечне. На итальянском языке, она уже переведена на английский, французский и немецкий.)

PS Из интервью Лилина газете Le Monde :

«Россия вся отмечена насилием, это норма жизни для страны. Коммунизм не был проблемой для России, проблема для неё - менталитет людей. В стране сейчас живут два типа людей - с рабской психологией, и с психологией свободы, ну примерно, как у вас во Франции - это урки и олигархи».

Николай Лилин (на фото) уже 6 лет живет в итальянской провинции Кунео. Он стал популярен как автор бестселлера «Сибирское воспитание», выпущенного итальянским издательством Einaudi. Книга, ставшая литературной сенсацией в Европе, сегодня готовится к переводу на 20 языков, на ее основе планируется снять документальный фильм. Однако сам автор, похоже, не рад такой известности и вынужден находиться под охраной карабинеров.

Все дело в том, что книга Николая Лилина посвящена русской уголовной татуировке, за что, по словам автора, с ним якобы и собираются расправиться представители «русской мафии».
– Моя книга досадила многим людям, и они пригрозили меня убить, – объясняет Лилин. Автор «Сибирского воспитания» позиционирует себя как ниспровергателя всех и вся – коммунистов, виновных в депортации урок, криминальных банд, истребляющих «честных преступников». И даже церкви, лишившей женщин равноправия и права занятия должностей в церковной иерархии, не говоря уже о правоохранительных органах и других государственных институтах. Лилин называет свое творение «автобиографической сказкой». Искусство и традицию татуировок автор книги, по его словам, унаследовал от стариков-сибиряков.

– Это язык, алфавит, рассказывающий историю человека на его собственной шкуре. Люди – словно страницы книги, а татуировщик – священнослужитель, знающий самые сокровенные тайны, – говорит он.
Сам писатель – тоже своего рода «открытая книга», так как его тело татуировано от рук до шеи. Чистой остается только спина, что сам Лилин считает «досадным пробелом», который предстоит восполнить после того, как ему исполнится 40 лет. В остальном, несмотря на мгновенно пришедшую после публикации «Сибирского воспитания» публичную известность, об авторе книги известно немного. Николай Лилин женат на итальянке, имеет четырехлетнюю дочь и итальянское гражданство.

Из книги же явствует, что Лилин является прямым потомком сибирских урок (которых он называет «честными преступниками»), переселенных по неизвестной причине в Приднестровскую Молдавскую Республику, где он якобы и вырос. Николай Лилин уверяет, что к своим 29 годам успел прослужить три года в Чечне в составе ВДВ, где сам убивал и видел смерть, «делал это, потому что был солдатом», хотя на самом деле убийства его тяготили. Тем не менее этот эпизод своей автобиографии Лилин взял за основу сюжетной канвы для следующей книги, выход которой намечен на март следующего года.

Ныне автор, опасаясь расправы со всех сторон – от ностальгических приверженцев «черного коммунизма» до наемных убийц русской мафии, – «спит с женой и дочкой в одной комнате, положив под подушку автомат Калашникова». По словам Лилина, охраняющие его карабинеры опасаются за жизнь его семьи, а в социальной сети Facebook различные недоброжелатели пишут ему десятки посланий с угрозами скорой расправы. Один «авторитетный» пользователь даже якобы сообщил Лилину, что уже «заказал его «русской мафии». К слову, писатель, имеющий профессию татуировщика, хотел бы открыть свой собственный салон татуировки в Турине, но угроза убийства пресекла эти поползновения.

Да и мотив возможного убийства Лилина кроется в самом его творчестве. Ведь, написав книгу, он посягнул на самое святое – на сакральность уголовной татуировки, разгласив всему миру тайнопись «зоновских» тату и правила их прочтения. В книге он пишет, что «у нас в Сибири не принято вслух спрашивать о смысле татуировки – это считается серьезным оскорблением». А также излагает мысль, что рассказывать о смысле татуировки бесчестно, поскольку это – немой язык, и наносится она именно для того, чтобы избежать разговора. Только истинный сибиряк может понять эту истину: интерпретирующий татуировку убивает традицию и, в свою очередь, сам рискует быть убитым.

Поэтому пока писатель «шабашит» тату подпольно, договариваясь с клиентами о встрече через интернет, а затем выслушивая их истории. Для каждого он создает индивидуальный рисунок и всегда наносит татуировку традиционным методом – при помощи деревянных палочек, а не татуировочной машинки. Впрочем, бесспорной заслугой Лилина является то, что он уже невольно обогатил итальянский язык, введя в него слово и понятие «урка». И некоторые полагают, что вскоре «низы» итальянского общества могут начать жить не по закону, а «по понятиям». В кодексе сибирских урок заложена четкая необходимость всегда говорить правду.
– Меня научили всегда говорить правду – настоящий урка никогда не врет, – пишет Лилин в книге.
Вывод напрашивается сам собой: либо Николай Лилин – не урка, либо он действительно не врет.