Как называли мудрецов в древней греции. Мудрецы Древней Греции

РЕФЕРАТ

Тема: «Первые греческие мудрецы философы»

Выполнил: студент 21-01 гр. 1 курса

Экономического факультета

Рыбакова

Эдуардовна

Проверил:

Александр

Александрович

Сургут 2011

1. «Семь мудрецов»…………………………………………………………...3

2. Специфика Греческой философии..............................................................5

3. Обыденное моральное сознание…………………………………………..8

4. Три вида гном………………………………………………………………9

5. Изречения «семи мудрецов»……………………………………………..11

Список литературы…………………………………………………………..15

Семь Мудрецов»

Большую роль в подготовке античной философии сыграли "семь мудрецов". Слова "семь мудрецов" ставят в кавычки, потому что этих мудрецов было больше. Например: Фалес из Милета, Питтак из Митилены, Биант из Приены, Солон из Афин, Клеобул из Линда, Мисон из Хенеи, Хилон из Спарты, Периандра из Коринфа, Ферекид Сиросский, Эпименид Критский, Писистрат Афинский, Леофант, Лебедосский (или Эфесский), Акусилай Аргосский, Лас Гермионский,Пифагор, Аристодем, Памфил, Леофант, Анаксагор, Лин, Эпихарм, Анахарсис, Орфей. Существовали различные, неоднозначные списки мудрецов, но в каждом списке их было обязательно семь. Это говорит, о том, что здесь проявлялась характерная для предфилосфского сознания магия чисел, которую мы находим и у Гесиода , поэтому его поэма называлась "Труды и дни", ибо в конце поэмы Гесиод рассказывает о том, какие дни месяца благоприятны или неблагоприятны для тех или иных дел.

Самый ранний из дошедших до нас списков принадлежит Платону (4 в. до н. э.). В диалоге Платона "Протагор" о мудрецах сказано: "К таким людям принадлежали и Фалес Милотский. и Питтак Митиленский, и Биант из Приены, и наш Солон, и Клеобул Линдийский, и Мисон Хенейский, а седьмым между ними считался лаконец Хилон" . Позднее у Диогена Лаэрция место малоизвестного Мисона с большим на то правом занимает Периандр - коринфский тиран. Полагают, что Платон вывел Периаидра из состава "семи" из-за своей ненависти к тирании и тиранам. Были и другие списки. Но во всех семерках неизменно присутствовало четыре имени: Фалес, Солон, Биант и Питтак . Со временем имена мудрецов были окружены легендами. Например, Плутарх в своем произведении "Пир семи мудрецов" описал явно вымышленную их встречу в Коринфе у Периандра.

Время деятельности "семи мудрецов" - конец 7 и начало 6 век до нашей эры. Это конец четвертого (после Эгейского неолита, Критской и Микеиской Греции и "гомеровской" Греции) периода в истории Эгейского мира - периода архаической Греции (8 - 7 вв. до н. э.) и начало пятого периода. В 6 веке до нашей эры Эллада вступает в век железа. На основе отделения ремесла от земледелия расцветает античный полис - город-государство, в котором входящие в полис сельские местности экономически и политически подчинены городу. Развиваются товарно-денежные, вещные отношения между людьми. Начинается чеканка монеты. Власть евпатридов, "благородных", ведущих свой род от родоначальников полубогов-героев, а тем самым идеологически обосновывающих свое право на господство, в ряде наиболее передовых полисов свергается. На ее место ставится тирания. Тираническая антиаристократическая форма правления устанавливается в Мегаре во второй половине 7 века до нашей эры, в Коринфе, Милете и в Эфесе - в конце 7 века до нашей эры, в Сикионе и в Афинах - в начале 6 века до нашей эры. В начале 6 века до нашей эры в Афинах была проведена реформа Солона. Отныне основой социальной стратификации там стало не происхождение, а имущественное положение.

Солон Афинский
Биант Приенский
Питтак Митиленский

Причём Фалес во всех вариантах ставился на первое место .

Семь мудрецов называю - их родину, имя, реченье:
«Мера важнее всего», - Клеобул говаривал Линдский;
В Спарте: «Познай себя самого», - проповедовал Хилон;
Сдерживать гнев увещал Периандр, уроженец Коринфа;
«Лишку ни в чем!» - поговорка была милетинца Питтака;
«Жизни конец наблюдай», - повторялось Солоном Афинским;
«Худших везде большинство», - говорилось Биантом Приенским;
«Ни за кого не ручайся», - Фалеса Милетского слово.

Самый ранний из дошедших до нас список мудрецов приведен в платоновском диалоге «Протагор » (IV в. до н. э.) , там же впервые сообщается предание о них . Помимо уже упомянутых, в него включены:

Клеобул из Линда
Мисон из Хены
Хилон из Спарты

Также, согласно Диогену Лаэртскому, в этот список включались Акусилай , Анаксагор , Анахарсис , Аристодем , Лас , Леофант , Лин , Орфей , Памфил , Писистрат , Пифагор , Ферекид , Эпименид , Эпихарм .

Как пишет проф. А. Н. Чанышев : «Мудрость „семи мудрецов“ нельзя отнести ни к науке, ни к мифологии. Здесь, по-видимому, проявился третий духовный источник философии , а именно - обыденное сознание, в особенности то, которое достигает уровня житейской мудрости и которое проявляется в пословицах и поговорках, поднимающихся иногда до большой обобщённости и глубины» . Также проф. М. И. Шахнович отмечает, что «истоки философии в Древней Греции восходят к народным изречениям», а «изречения, приписываемые семи древнегреческим мудрецам, восходят к фольклору » . В изречениях «мудрецов», по Марксу , «раскрываются элементарные силы нравственной жизни» .

Отмечая в частности Фалеса, Карл Маркс писал, что "греческая философия начинается с «семи мудрецов» . По Гегелю - они находятся «на пороге истории философии» .

Обращают внимание и на их связь с поэзией . М. И. Шахнович отмечает, что «к семи мудрецам причисляли и легендарного поэта Орфея , а Ориген в III в. ухитрился отнести к ним Моисея и Зороастра » .

См. также

Семь мудрецов бамбуковой рощи (англ.) русск.

Сноски

Шахнович М. И. . - Л. : Наука , 1973. Гл. 3
Чанышев А. Н.
Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. Учебное пособие для студентов и аспирантов философских факультетов и отделений университетов. М.: Высшая школа, 1981.
Диоген Лаэртский . , I
www.sno.pro1.ru/projects/pisistratides/varia/makarovII.htm

Напишите отзыв о статье "Семь мудрецов"

Литература

Гаспаров М. Л. Занимательная Греция. Рассказы о древнегреческой культуре . - М .: «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина, Новое литературное обозрение , 1995. - ISBN 5-86793-008-4 .
Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. Учебное пособие для студентов и аспирантов философских факультетов и отделений университетов. - М .: Высшая школа , 1981. - 374 с.

Семь мудрецов



Предфилософская традиция

Милетская школа

Пифагорейцы

Элеаты

Атомисты

Софисты

Вне школ

Отрывок, характеризующий Семь мудрецов

После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого.внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.

Солон Афинский

Биант Приенский

Питтак Митиленский

Причём Фалес во всех вариантах ставился на первое место .

Клеобул из Линда
Мисон из Хены
Хилон из Спарты

См. также

Семь мудрецов бамбуковой рощи (англ.) русск.

Сноски

Шахнович М. И. . - Л. : Наука , 1973. Гл. 3
Чанышев А. Н.
Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. Учебное пособие для студентов и аспирантов философских факультетов и отделений университетов. М.: Высшая школа, 1981.
Диоген Лаэртский . , I
http://www.sno.pro1.ru/projects/pisistratides/varia/makarovII.htm

Напишите отзыв о статье "Семь мудрецов"

Литература

Гаспаров М. Л. Занимательная Греция. Рассказы о древнегреческой культуре . - М .: «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина, Новое литературное обозрение , 1995. - ISBN 5-86793-008-4.
Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. Учебное пособие для студентов и аспирантов философских факультетов и отделений университетов. - М .: Высшая школа , 1981. - 374 с.

Просмотр этого шаблона

Предфилософская традиция

Милетская школа

Пифагорейцы

Элеаты

Атомисты

Софисты

Вне школ

Отрывок, характеризующий Семь мудрецов

– И вы тоже.
– Простите, пожалуйста, Изольда, а почему ваш мир такой яркий? – не смогла удержать своего любопытства Стелла.
– О, просто там, где я жила, почти всегда было холодно и туманно... А там, где я родилась всегда светило солнышко, пахло цветами, и только зимой был снег. Но даже тогда было солнечно... Я так соскучилась по своей стране, что даже сейчас никак не могу насладиться вволю... Правда, имя моё холодное, но это потому, что маленькой я потерялась, и нашли меня на льду. Вот и назвали Изольдой...
– Ой, а ведь и правда – изо льда!.. Я никогда бы не додумалась!.. – ошарашено уставилась на неё я.
– Это ещё, что!.. А ведь у Тристана и вообще имени не было... Он так всю жизнь и прожил безымянным, – улыбнулась Изольда.
– А как же – «Тристан»?
– Ну, что ты, милая, это же просто «владеющий тремя станами», – засмеялась Изольда. – Вся его семья ведь погибла, когда он был ещё совсем маленький, вот и не нарекли имени, когда время пришло – некому было.
– А почему вы объясняете всё это как бы на моём языке? Это ведь по-русски!
– А мы и есть русские, вернее – были тогда... – поправилась девушка. – А теперь ведь, кто знает, кем будем...
– Как – русские?.. – растерялась я.
– Ну, может не совсем... Но в твоём понятии – это русские. Просто тогда нас было больше и всё было разнообразнее – и наша земля, и язык, и жизнь... Давно это было...
– А как же в книжке говорится, что вы были ирландцы и шотландцы?!.. Или это опять всё неправда?
– Ну, почему – неправда? Это ведь то же самое, просто мой отец прибыл из «тёплой» Руси, чтобы стать владетелем того «островного» стана, потому, что там войны никак не кончались, а он был прекрасным воином, вот они и попросили его. Но я всегда тосковала по «своей» Руси... Мне всегда на тех островах было холодно...
– А могу ли я вас спросить, как вы по-настоящему погибли? Если это вас не ранит, конечно. Во всех книжках про это по-разному написано, а мне бы очень хотелось знать, как по-настоящему было...
– Я его тело морю отдала, у них так принято было... А сама домой пошла... Только не дошла никогда... Сил не хватило. Так хотелось солнце наше увидеть, но не смогла... А может Тристан «не отпустил»...
– А как же в книгах говорят, что вы вместе умерли, или что вы убили себя?
– Не знаю, Светлая, не я эти книги писала... А люди всегда любили сказы друг другу сказывать, особенно красивые. Вот и приукрашивали, чтобы больше душу бередили... А я сама умерла через много лет, не прерывая жизни. Запрещено это было.
– Вам, наверное, очень грустно было так далеко от дома находиться?
– Да, как тебе сказать... Сперва, даже интересно было, пока мама была жива. А когда умерла она – весь мир для меня померк... Слишком мала я была тогда. А отца своего никогда не любила. Он войной лишь жил, даже я для него цену имела только ту, что на меня выменять можно было, замуж выдав... Он был воином до мозга костей. И умер таким. А я всегда домой вернуться мечтала. Даже сны видела... Но не удалось.
– А хотите, мы вас к Тристану отведём? Сперва покажем, как, а потом вы уже сама ходить будете. Это просто... – надеясь в душе, что она согласится, предложила я.
Мне очень хотелось увидеть «полностью» всю эту легенду, раз уж появилась такая возможность, и хоть было чуточку совестно, но я решила на этот раз не слушать свой сильно возмущавшийся «внутренний голос», а попробовать как-то убедить Изольду «прогуляться» на нижний «этаж» и отыскать там для неё её Тристана.
Я и правда очень любила эту «холодную» северную легенду. Она покорила моё сердце с той же самой минуты, как только попалась мне в руки. Счастье в ней было такое мимолётное, а грусти так много!.. Вообще-то, как и сказала Изольда – добавили туда, видимо, немало, потому что душу это и вправду зацепляло очень сильно. А может, так оно и было?.. Кто же мог это по-настоящему знать?.. Ведь те, которые всё это видели, уже давным-давно не жили. Вот потому-то мне так сильно и захотелось воспользоваться этим, наверняка единственным случаем и узнать, как же всё было на самом деле...
Изольда сидела тихо, о чём-то задумавшись, как бы не решаясь воспользоваться этим единственным, так неожиданно представившимся ей случаем, и увидеться с тем, кого так надолго разъединила с ней судьба...
– Не знаю... Нужно ли теперь всё это... Может быть просто оставить так? – растерянно прошептала Изольда. – Ранит это сильно... Не ошибиться бы...
Меня невероятно удивила такая её боязнь! Это было первый раз с того дня, когда я впервые заговорила с умершими, чтобы кто-то отказывался поговорить или увидеться с тем, кого когда-то так сильно и трагически любил...
– Пожалуйста, пойдёмте! Я знаю, что потом вы будете жалеть! Мы просто покажем вам, как это делать, а если вы не захотите, то и не будете больше туда ходить. Но у вас должен оставаться выбор. Человек должен иметь право выбирать сам, правда, ведь?
Наконец-то она кивнула:
– Ну, что ж, пойдём, Светлая. Ты права, я не должна прятаться за «спиной невозможного», это трусость. А трусов у нас никогда не любили. Да и не была я никогда одной из них...
Я показала ей свою защиту и, к моему величайшему удивлению, она сделала это очень легко, даже не задумываясь. Я очень обрадовалась, так как это сильно облегчало наш «поход».
– Ну что, готовы?.. – видимо, чтобы её подбодрить, весело улыбнулась Стелла.
Мы окунулись в сверкающую мглу и, через несколько коротких секунд, уже «плыли» по серебристой дорожке Астрального уровня...

Эпиграф:
Три мудреца в одном тазу
Пустились по морю в грозу.
Будь попрочнее
Старый таз,
Длиннее
Был бы мой рассказ.
(С.Я. Маршак)

Все мы знаем, что на стенах ныне (и давно уже) разрушенного храма Аполлона в Дельфах, помимо всякой ерунды типа военных трофеев, были приведены цитаты из "Обязательства вступающего в РКП(б)" греческих мудрецов.

То, что осталось от храма Аполлона в Дельфах

Откуда же мы об этом знаем? Из Платона. В своем диалоге "Протагор" (Plat., Protagor., 343а) " он приводит имена этих мудрецов и изречения.

"А что я говорю правду и лаконцы действительно отлично воспитаны в философии и искусстве слова, это вы можете узнать вот из чего: если бы кто захотел сблизиться с самым никчемным из лаконцев, то, на первый взгляд, нашел бы его довольно слабым в речах, но вдруг, в любом месте речи, метнет он, словно могучий стрелок, какое-нибудь точное изречение, краткое и сжатое, и собеседник кажется перед ним малым ребенком. Вот поэтому-то кое-кто из нынешних, да и из древних, догадались, что подражать лаконцам - это значит гораздо более любить мудрость, чем телесные упражнения; они поняли, что уменье произносить такие изречения свойственно человеку в совершенстве образованному. К таким людям принадлежали и Фалес Милетский, и Питтак Митиленский, и Биант из Приены, и наш Солон, и Клеобул Линдский, и Мисон Хенейский, а седьмым между ними считается лаконец Хилон. Все они были ревнителями, любителями и последователями лаконского воспитания; и всякий может усвоить их мудрость, раз она такова, что выражена каждым из них в кратких и достопамятных изречениях. Сойдясь вместе, они посвятили их как начаток мудрости Аполлону, в его храме, в Дельфах, написавши то, что все прославляют: "Познай самого себя" и "Ничего сверх меры".

Но ради чего я это говорю? А ради того, что таков был у древних способ философствовать: лаконское немногословие. Между некоторыми лаконцами имело хождение и это восхваляемое мудрецами изречение Питтака: "Трудно быть добрым"."

Итак, у нас есть список из семи мудрецов:

Фалес из Милета
Питтак из Митилены
Биант из Приены
Солон из Афин
Клеобул из Линда
Мисон из Хенеи
Хилон из Спарты

Автор анонимной эпиграммы Палатинской антологии (IX 366) (можно посмотреть у Гаспарова в "Занимательной Греции") предлагает другой набор имен:

Семь мудрецов называю: их родину, имя, реченье.
«Мера важнее всего!» - Клеобул говаривал Линдский;
В Спарте - «Познай себя самого!» - проповедовал Хилон;
Сдерживать гнев увещал Периандр, уроженец Коринфа;
«Лишку ни в чем», - поговорка была митиленца Питтака;
«Жизни конец наблюдай», - повторялось Солоном Афинским;
«Худших везде большинство», - говорилось Биантом Приенским;
«Ни за кого не ручайся», - Фалеса Милетского слово.

Здесь приведен перевод Л. Блуменау, поэтому, возможно, вы не узнали некоторые из изречений. Например, у Солона возможны варианты "Помни о смерти", "Главное в жизни - конец", у Питтака – "Ни в чем излишества", у Бианта – "В многолюдстве нет добра".

Вернемся к списку, добавим Периандра из Коринфа, и вот их – мудрецов – уже 8.

У Плутарха в "Пире семи мудрецов" место Периандра (в сочинении он выполняет роль хозяина пира) в "семерке" занимает сын скифского царя Гнура Анахарсис.

8 + скиф = 9.

И правда, почему Дельфы?

"Идеология Дельф связывает прежде всего с теми силами греческого общества, в деятельности которых находила выражение легалистская тенденция эпохи. Эти силы, как правило, ассоциируются с фигурами семи мудрецов, пользовавшихся, как полагают, идейной поддержкой дельфийского жречества, а для второй половины VI в. - с антитиранической Спартой.

Однако тезис об идейной близости позиций дельфийского жречества и семи мудрецов практически ничем не подтверждается. Мудрость, которая традиционно вкладывалась в уста семи, имеет чисто профанный, фольклорный характер и вряд ли могла быть инспирирована жречеством. Как известно, это пословицы, возведенные в какой-то исторический момент к авторитету Аполлона. Сам канон мудрецов первоначально, скорее всего, не был связан с Дельфами - первое сближение Дельф и семи мудрецов отмечается лишь в платоновском "Протагоре" (343b). Мнение о якобы имевшем место агоне мудрецов на играх в честь Аполлона восходит к истории с дельфийским треножником, сочиненной в эллинистическую эпоху (Diog. Laert. I. 27 sq.). Историчность этого агона не находит подтверждения в источниках. Скорее всего, он представляет собой реминисценцию фольклорных состязаний в мудрости.

Должно быть фольклорная традиция первоначально собирала греческих мудрецов при дворе Креза. Так, уже Геродоту известны рассказы о беседах восточного владыки с Солоном (I. 29 sqq.), Биантом из Приены (по другой версии с митиленским Питтаком, I. 27) и Фалесом (I. 75). Роль гостеприимного хозяина мог выполнять могущественный греческий тиран: хорошо известна традиция о Периандре как одном из семи; но существовали также рассказы об их встречах у Кипсела. Предположительно именно таким образом в канон мудрецов попал Писистрат (Diog. Laert. I. 13; cf. Aristoxenos Fr. 130 Wehrii), которого аттический фольклор наделял чертами идеального правителя (Arist. Ath. Pol. XVI. 7-8). Наконец, легендарным местом встречи, мудрецов могло быть святилище - Дельфы или Панионий. Таким образом, об устойчивой ассоциации образа семи с оракулом Аполлона раньше первой половины IV в. говорить вряд ли возможно.

Вызывает сомнение и попытка представить этих деятелей выразителями единого духовного движения, находящегося в оппозиции к тирании. Во-первых, как мы видели, среди них прочное место занимает по крайней мере один тиран - Периандр. Образ коринфского тирана-мудреца и морализатора был широко известен. Он встречается уже у Геродота (III. 53; V. 95). Лишь Платон, сообразуясь с требованиями создаваемого им самим лаконского мифа исключает коринфского тирана из круга семи (Prot. 343a), но эта версия не находит развития даже в среде, близкой к Академии. Для Аристотеля Периандр - mhte adikoV mhte ubristhV (Arist. Fr. 611. 20 Rose; cf. Diog. Laert. I. 99). Помимо этого нам известно, что постоянный участник дельфийского канона Фалес был близким другом милетского тирана Фрасибула (Diog. Laert. I. 27). Во-вторых, инвективы против тирании как отступления от отеческой традиции надежно приписываются только одному из них - Солону (fr. 32 West, где тирания ассоциируется с жестоким насилием - bihV ameilicou). Но вспомним, что они были общим местом как дидактической элегии (например, Thegn. 1181), так и обличительных ямбов с самого раннего времени (Семонид Аморгский, fr. 7 West v. 63- 70) и являются приметой данных поэтических жанров не в меньшей степени, чем возможным выражением идейной или политической позиции. Наконец, этот тезис подтверждает и тот факт, что другого постоянного представителя этого круга, митиленского эсимнета Питтака, оппозиция пыталась дискредитировать как тирана (Ale., fr. 348 Voigt: estasanto turannon; cf. Arist. Pol. 1285a 30). Возможно, антитиранизм и лаконизм семи мудрецов окончательно закрепился в риторике IV в. - тогда же, когда они стали воплощать идеал пайдейи. Вместе с тем и Дельфы приобрели репутацию поборника мудрости и ненавистника тирании. Во всяком случае у Платона мы имеем дело уже с такой картиной.

Итак, дельфийская "идеология", равно как и "идеология" семи мудрецов, представляет собой скорее литературное, нежели историческое явление, а тезис о жреческой пропаганде наталкивается на полное молчание традиции."

Приобщимся же и мы к мудрости древних.

"Изречения Семи мудрецов” [из собрания] Деметрия Фалерского" // Фрагменты ранних греческих философов. М.:"Наука", 1989. Часть 1.

1. Клеобул, сын Эвагра из Линда, изрек:
1. Мера лучше всего.
2. Отца надо уважать.
3. Будь здоров и телом и душой.
4. Будь любослух, а не многослов.
5. [Лучше быть] ученым, чем неучем.
6. Будь одержан на язык.
7. Добродетели - свой, пороку - чужой.
8. К несправедливости питай ненависть, благочестие блюди.
9. Согражданам советуй наилучшее.
10. Удовольствие обуздывай.
11. Силой не делай ничего.
12. Детей воспитывай.
13. Удаче молись.
14. Ссоры замиряй.
15. Врага народа считай супостатом.
16. С женой не бранись и не любезничай при чужих: первое - признак глупости, второе - сумасбродства.
17. За вином слуг не наказывай, не то решат, что ты бесчинствуешь во хмелю.
18. Бери жену из ровни, ибо, если возьмешь из тех, кто знатней тебя, приобретешь не родственников, а господ.
19. Насмешкам остряка не смейся, не то будешь ненавистен тем, на кого они направлены.
20. В достатке на заносись, в нужде не уничижайся.

2. Солон, сын Эксекестида, афинянин, изрек:
1. Ничего слишком.
2. В судьи не садись, а не то будешь врагом уличенному.
3. Избегай удовольствия, рождающего страдание.
4. Добропорядочность (kalokagatia) нрава соблюдай вернее клятвы.
5. Скрепляй олова печатью молчания, а молчание - печатью подходящего момента (kairos).
6. Не лги, но говори правду.
7. Радей о честном.
8. Родители всегда правы [доел.: “не говори более справедливого, чем родители”].
9. Не спеши приобретать друзей, а приобретенных не спеши отвергнуть.
10. Научившись подчиняться, научишься управлять.
11. Требуя, чтобы ответственность несли другие, неси ее и сам.
12. Согражданам советуй не самое приятное, а самое полезное.
13. Не будь дерзким.
14. Не якшайся о дурными.
15. Почитай богов.
16. Уважай друзей.
17. Чего <не> видел, того не говори.
18. Знаешь - так молчи.
19. К своим будь кроток.
20. О тайном догадывайся по явному.

3. Хилон, сын Дамагета, лакедемонянин, изрек:
1. Знай себя.
2. Выпивая, не болтай: промахнешься.
3. Не грози свободным: нет на то права.
4. Не хули ближних, а не то услышишь такое, от чего огорчишься.
5. На обеды друзей ходи медленно, на беды - быстро.
6. Свадьбу устраивай дешевую.
7. Покойного величай.
8. Старшего уважай.
9. К тому, кто суется в чужие дела, питай ненависть.
10. Предпочитай убыток позорной прибыли: первое огорчит один раз, второе [будет огорчать] всегда.
11. Над подавшим в беду не смейся.
12. Если у тебя крутой нрав, проявляй спокойствие, чтобы тебя скорее уважали, чем боялись.
13. Будь защитником своей семьи.
14. Язык твой пусть не обгоняет ума.
15. Обуздывай гнев.
16. Не желай невозможного.
17. В пути не торопись.
18. И не махай рукой, ибо это от безумия.
19. Повинуйся законам.
20. Если тебе причинили ущерб - примирись, если оскорбили - отомсти.

4. Фалес, сын Эксамия, милетец, изрек:
1. Где порука, там беда.
2. Помни о присутствующих и отсутствующих друзьях.
3. Не красуйся наружностью, а будь прекрасен делами.
4. Не обогащайся нечестным путем. 5. Пусть молва не ссорит тебя о теми, кто пользуется твоим доверием.
6. Не стесняйся льстить родителям.
7. Не перенимай от отца дурного.
8. Какие услуги окажешь родителям, такие и сам ожидай в старости от детей.
9. [Что] трудно [?] - познать самого себя.
10. [Что] самое приятное [?] - достичь того, чего желаешь.
11. [Что] утомительно [?] - праздность.
12 [Что] вредно [?] - невоздержанность.
13. [Что] невыносимо [?] - невоспитанность.
14. Учи и учись лучшему.
15. Праздным не будь, даже если он богат.
16. Плохое прячь в доме.
17. Лучше вызывай зависть, чем жалость.
18. Блюди меру.
19. Не верь всем подряд.
20. Находясь у власти, управляй самим собой.

5. Питтак, сын Гирраса, лесбосец, изрек:
1. Знай меру.
2. О том, что намерен делать, не рассказывай: не выйдет - засмеют.
3. Полагайся на друзей.
4. Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам.
5. Горемыку не брани: на то есть гнев богов.
6. Доверенный тебе залог отдай.
7. Если ближние причинили тебе маленький убыток - стерпи.
8. Друга не хули и врага не хвали: нерасчетливо это.
9. [Что] страшно узнать [?] - будущее, [что] безопасно [?] - прошлое.
10. [Что] надежно [?] - земля, [что] ненадежно [?] - море.
11. [Что] ненасытно [?] - корыстолюбие.
12. Владей своим.
13. Лелей благочестие, воспитание, самообладание, рассудок, правдивость, верность, опытность, ловкость, товарищество, прилежание, хозяйственность, мастерство.

6. Биант, сын Тевтама, приенец, изрек:
1. Большинство людей дурны.
2. Надо посмотреть на себя в зеркало, сказал он, и если выглядишь прекрасным - поступай прекрасно, а если безобразным - то исправляй природный недостаток добропорядочностью.
3. Берись [за дело] не спеша, а начатое доводи до конца.
4. Не болтай: промахнешься - пожалеешь.
5. Не будь ни дурнем, ни злыднем.
6. Безрассудства не одобряй.
7. Рассудительность - люби.
8. О богах говори, что они существуют.
9. Соображай, что делаешь.
10. Слушай побольше.
11. Говори к месту.
12. В бедности богатых не кори, если только не очень задолжал.
13. Недостойного человека за богатство не хвали.
14. Бери убеждением, а не силой.
15. Причиной любой удачи считай богов, а не себя.
16. Приобретай: в молодости - благополучие, в старости - мудрость.
17. Приобретешь: делом - память [о себе], надлежащей мерой - осторожность, характером - благородство, трудом - терпение, страхом - благочестие, богатством - дружбу, словом - убеждение, молчанием - чинность, решением - справедливость, дерзанием - мужество, деянием - власть, славой - верховенство.

7. Периандр, сын Кипсела, коринфянин, изрек:
1. Прилежание - все.
2 [Что] прекрасно [?] - спокойствие.
3. [Что] опасно [?] - опрометчивость.
4-5. Бесчестная прибыль обличает <бесчестную> натуру.
6. Демократия лучше тирании.
7. Удовольствия смертны, добродетели бессмертны.
8. В удаче будь умерен, в беде - рассудителен.
9. Лучше умереть в скупости, чем жить в нужде
10. Сделайся достойным своих родителей.
11. При жизни будь хвалим, после смерти благословим.
12. С друзьями будь одним и тем же и в удаче и в беде.
13. Дал слово - держи: нарушить - подло.
14. Тайны не разглашай.
15. Бранись с таким расчетом, чтобы скоро стать другом.
16. Люби законы старые, а яства свежие.
17. Не только наказывай прегрешающих, но и останавливай намеревающихся.
18. Неудачи скрывай, чтобы не радовать врагов.

Большую роль в подготовке античной философии сыграли "семь мудрецов". Слова "семь мудрецов" ставят в кавычки, потому что этих мудрецов было больше; существовали различные списки мудрецов, но в каждом списке их было обязательно семь. Это говорит, о том, что здесь проявлялась характерная для предфилосфского сознания магия чисел, которую мы находим и у Гесиода, поэтому его поэма называлась "Труды и дни", ибо в конце поэмы Гесиод рассказывает о том, какие дни месяца благоприятны или неблагоприятны для тех или иных дел.

Тематические подборки

Большую роль в подготовке античной философии сыграли "семь мудрецов ". Слова "семь мудрецов" ставят в кавычки, потому что этих мудрецов было больше; существовали различные списки мудрецов, но в каждом списке их было обязательно семь. Это говорит, о том, что здесь проявлялась характерная для предфилосфского сознания магия чисел, которую мы находим и у Гесиода, поэтому его поэма называлась "Труды и дни", ибо в конце поэмы Гесиод рассказывает о том, какие дни месяца благоприятны или неблагоприятны для тех или иных дел.

Разные источники определяют состав "семи мудрецов" неоднозначно. Самый ранний из дошедших до нас списков принадлежит Платону. Это уже 4 в. до н. э. В диалоге Платона "Протагор" о мудрецах сказано: "К таким людям принадлежали и Фалес Милотский. и Питтак Митиленский, и Биант из Приены, и наш Солон, и Клеобул Линдийский, и Мисон Хенейский, а седьмым между ними считался лаконец Хилон". Позднее у Диогена Лаэрция место малоизвестного Мисона с большим на то правом занимает Периандр - коринфский тиран. Полагают, что Платон вывел Периаидра из состава "семи" из-за своей ненависти к тирании и тиранам. Были и другие списки. Но во всех семерках иеизменно присутствовало четыре имени: Фалес, Солон, Биант и Питтак. Со временем имена мудрецов были окружены легендами. Например, Плутарх и своем произведении "Пир семи мудрецов" описал явно вымышленную их встречу в Коринфе у Периандра.

Время деятельностп "семи мудрецов" - конец 7 и начало 6 в. до н. э. Это конец четвертого (после Эгейского неолита, Критской и Микеиской Греции и "гомеровской" Греции) периода в истории Эгейского мира - периода архаической Греции (8 - 7 вв. до н. э.) и начало пятого периода. В 6 в. до н. э. Эллада вступает в век железа. На основе отделения ремесла от земледелия расцветает античный полис - город-государство, в котором входящие в полис сельские местности экономически и политически подчинены городу. Развиваются товарно-денежные, вещные отношения между людьми. Начинается чеканка монеты. Власть евпатридов, "благородных", велущих свой род от родоначальнпков полубогов-героев, а тем самым идеологически обосновывающих свое право на господство, в ряде наиболее передовых полисов свергается. На ее место ставится тирания. Тираническая антиаристократическая форма правления устанавливается в Мегаре во второй половине 7 в. до н. э., в Коринфе, Милете и в Эфесе - в конце 7 в. до н. э., в Сикионе и в Афинах - в начале 6 в. до н. э. В начале 6 в. до н. э. в Афинах была проведена реформа Солона. Отныне основой социальной стратияфикации там стало не происхождение, а имущественное положение.

Обыденное моральное сознание. Мудрость "семи мудрецов" нельзя отнести ни к науке, ни к мифологии. Здесь, по-видимому, проявился третий духовный источник философии, а именно - обыденное сознание, в особенности то, которое достигает уровня житейской мудрости и которое проявляется в пословицах и поговорках, поднимающихся иногда до большой обобщенности и глубины в понимании человека и его социальности. Этим, как помним, особенно отличалась китайская предфилософия и даже философия. Но то, что для Китая было судьбой, то для Эллалы было лишь эпизодом. Конечно, возможна историко-сравнительная тема "Конфуций и "семь мудрецов", но развить ее можно только в обшем контексте древнекитайской и древнеиндийской предфилософии и философии. В отличие от древнекитайской и древнеиндийской, древнегреческая философия возникла не как этика, а как натурфилософия, а лучше сказать, "фисикофилософия".

Вместе с падением политичеркой власти аристократии утрачивает свою гегемонию и мифологическое мировоззрение, чья идеологическая функция в условиях обществ "бронзового века" состоит в обосновании, как мы уже сказали, права землевладельческой аристократии на господство над земледельцами. Со временем начинают складываться первые еще очень наивные, но все же немифологические системы взглядов. Но на первых порах миру богов и героев противопоставляется осмысление обыденного сознания в афоризмах, в которых нет ничего от сверхъестественного мира. Это чисто житейская практическая мудрость, но достигшая своего атомарного обобщения в сжатых мудрых изречениях.

Такие афоризмы, или гномы, имели форму всеобшности. Аристотель определяет "гному" как "высказывание общего характера". Гномы пользовались большой известностью. Изречения "ничего сверх меры" и "познай самого себя" были даже высечены над входом в дельфийский храм Аполлона. Диоген Лаэрций сообшает, что имена "семи мудрецов" были официально провозглашены в Афинах при архонте Дамасии (582 г. до н. э.).

Три вида гном. В лице своих мудрецов античное мировоззренческое сознание обращается от мифологических теогоний к человеку. Уже в Гссиодовых "Трудах и днях" зарождается нравственная рефлексия, осознание механизма общественных запретов и предписаний, дотоле работавшего стихийно. Но и в гномах можно увидеть зарожденпе древнегреческой этики. Конечно, этика - это наука о нравственности, а не сама нравственность, но нравственное самосознание - это уже начало этики. Античная мифология не отличалась ни нравственным уровнем, ни морализированием. Выше говорилось, что у Гомера все в нравственном отношении безразлично, кроме мужества - этой главной и единственной добродетели и трусссти - главного и единственного порока. Упреки совести Одиссею неведомы. Между тем совесть - это переживание расхождения между должным и сущим в поведении человека. Конечно, нередко случается, что должное оказывается мнимым, плодом скорее предрассудка, чем разума, поэтому сами по себе укоры совести еще ничего не говорят о подлиниости или неподлинности должного. Но у Одиссея вообще нет никакого представления о должном.

В основе складывающихся этических норм лежал один важнейший принцип. Он был четко выражен уже Гесиодом: "Меру во всем соблюдай!" Поэтому зло было понято как безмерность, а благо - как умеренность. Нравственную безмерность греки называли "гюбрис" - наглость, нахальство, дерзость, грубость, глумление. Отсюда такие гномы, как изречение Солона "Ничего сверх меры!" и изречение Клеобула "Мера - наилучшее". В этом же роде и более конкретные изречения, например советы Бианта - "Говори к месту", Хилона - "Не позволяй своему языку опережать твой разум", Питтака - "Знай свое время" и т. д. Все эти гномы служили проповеди гармонизации отношений между людьми путем их самоограничения.

К этим гномам примыкала гномическая (назидательная) поэзия Фокилида Милетского, Феогнида Мегарского и других поэтов-моралистов. Среди них мы снова находим некоторых из "семи "мудрецов". Хилону приписано двести стихов, Питтаку - шестьсот и Клеобулу - три тысячи. Выдающимся поэтом был мудрец и законодатель Солон.

Вообще говоря, античная предфилософская лирическая поэзия тактике сыграла свою роль в подготовке философии. В лирике происходит пробуждение личного самосознания, тогда как в эпосе личность поглощена родом. Мифология - дело родового сознания, а философия - личного. Предфилософская лирика в Элладе - это в основном лирика ионийских поэтов конца 8 - 7 и начала 6 в, до н. э. Она представлена именами Каллина из Эфеса, Тиртея из Милета, Архилоха с Пароса, Терпандра с Лесбоса, доричесыим лириком Алкманом Спартанским - лидийцем из Сард, Алкеем и Сапфо с Лесбоса, Стесихором, Симонидом из Аморгоса, Мимнермом из Колофона.

Второй вид гном - это нечто большее, чем нравственные указания. Сюда прежде всего относится гнома "Познай самого себя!" Она имела не только нравственный, но и мировоззренческо-философский смысл, который, правда, был раскрыт лишь Сократом в 5 в. до и. э.

Третий вид гном - это гномы Фалеса. Фалес - первый во всем списках "семи". Он же первый древнегреческий, древнезападный философ. Фалесу приписаны такие мудрые мировоззренческие изречения: "Больше всего пространство, потому что оно все в себе содержит", "Быстрее всего ум, потому что он все обегает", "Сильнее всего необходимость, ибо она имеет над всем власть", "Мудрее всего время, потому что оно все открывает" и некоторые другие.

Имея в виду именно Фалеса, Маркс говорил о том, что "греческая философия начинается с "семи мудрецов" 1 /Маркс К., Энгельс Ф, Из ранних произведений. М., 1956, с. 131./. И менно Фалес распространил ту форму всеобщности, которая была достигнута в гномах, на мировоззрение. В этом ему помогло и занятие науками. Фалес был не только первым среди мудрецов, но и первым античным ученым.